Сразу ставший знаменитым Дворец был показан в кинохрониках, журналы и газеты преподнесли его всему миру. Он фрагментарно появлялся в советских художественных фильмах, выполняя роль архитектурной и идеологической декорации. Одним словом, художественный прототип весомо и зримо выпирал из «тонкого» мира. Казалось, вот-вот, и эта громада вылупится из виртуального кокона прямо в праздничную советскую реальность.
И, словно насмешкой над величественным советским проектом, была знаменитая сцена в «Кинг-Конге»: рыщущий по Нью-Йорку Кинг-Конг находит свою блондинку Энн и взбирается с ней на шпиль Эмпайр-Стейт-Билдинга – самого высокого на тот момент здания. Налетевшие бипланы расстреливают Кинг-Конга из пулеметов, он отбивается от них.
Сцена в то время должна была смотреться откровенной пародией на Дворец Советов. Вождь мирового пролетариата, взобравшийся на Дворец-зиккурат, окруженный «назойливыми» бипланами, явно спародирован гигантской беснующейся гориллой на шпиле небоскреба.
В этом очевидном конфузе стоило бы усмотреть политический заговор иностранных архитекторов. Они также были приглашены участвовать в конкурсе – те же Корбюзье, американец Гамильтон, чей проект, кстати, был отмечен на втором туре 1932 года. Формально алиби было у всех. Премьера «Кинг-Конга» состоялась в марте 1933 года. Иофановский проект был окончательно одобрен в мае, на два месяца позже. Другое дело, конкурсы на Дворец Советов проходили в несколько этапов еще с 1931 года, и эскизы могли быть доступны всем участникам. Тот же Иофан на первом туре в 31-м предлагал башню с гигантской фигурой «Освобожденного пролетария» наверху. Этот «пролетарий» кочевал из проекта в проект, пока его не сменил Ленин.
Если не считать эту ситуацию нелепым совпадением, которыми полна история, то месть конструктивистов оказалась изощренной: они подсунули еще не завершенный проект Дворца режиссеру «Кинг-Конга», а тот не упустил возможности поглумиться над будущей советской святыней. Не исключено, что именно эта «цитата» заставила Сталина отказаться от проекта Дворца. «Кинг-Конг» сразу же стал общемировой киносенсацией, и утаить его можно было только в пределах СССР. После войны строительство Дворца приостановили, а при Хрущеве на проекте был поставлен символический крест.
Открытая в 1935 году станция московского метро «Дворец Советов» (в том году еще никто не сомневался, что Дворец будет построен) в 1957 году была переименована в «Кропоткинскую». В котловане устроили бассейн «Москва», из вод которого, как вынырнувший Китеж, восстал ХХС. В битве Кинг-Конга против Ленина последний проиграл. Несуществующему Кинг-Конгу удалось разрушить несуществующий советский храм.
Рожденный в 1933 году, Кинг-Конг стал одним из самых ярких персонажей американской массовой культуры. Он также велик, как Микки Маус, – Гора и Мышь.
Рухнувший с небоскреба Кинг-Конг оказался удивительно живуч. И дело тут не в сюжете, не в спецэффектах, совершенствующихся от ремейка к ремейку.
Очевидно, фильм силен не сюжетом, не эффектами, а именно персонажем – гориллой-великаном. Кинематограф довольно часто обращался к теме «гигантов». Во многих фильмах использовалась идея огромной особи, исполина своего вида или возрожденного древнего существа – будь то акула из «Челюстей», гигантский аллигатор, анаконда, динозавр «Парка юрского периода». Но акулы, аллигаторы, змеи были частью разбушевавшейся природы – такой же, как цунами, смерч или пожар, биопроблемой размера XXL. Все эти кинопроекты оставались в контексте борьбы людей и стихии. Никто не испытывал сочувствия к погибающей акуле, никто не сопереживал аллигатору. Гибель Кинг-Конга неизменно вызывала слезы у женской половины кинозала.
И в 1933 году, и в 1976-м, и в 2005-м Кинг-Конг всегда оставался «живым». Он был не гориллой, а «человеком», мужчиной, чернокожим Гулливером в стране меркантильных расистских лилипутов. Даже далеким от образного мышления зрителем Кинг Конг всегда подспудно воспринимался как олицетворение всего черного населения, когда-то насильно привезенного в Америку – как и Кинг-Конг.
Для каждого было очевидным, что Кинг-Конг не просто привязчивое животное. Он влюблен в белокурую красавицу Энн как мужчина. Женщины нутром чувствовали, что Энн неравнодушна к невообразимой витальной силе Кинг-Конга. По сути, на экране возникал своего рода любовный треугольник – Энн, помощник капитана Джон Дрисколл и Кинг-Конг.
У Кинг-Конга имелось несколько классических прототипов – Отелло и Квазимодо. Шекспир создал выдающийся в своем драматизме пример сюжетной пары – чернокожий и белая женщина. Пара Квазимодо – Эсмеральда освещает иную плоскость: «урод и красавица». Не случайно главный виновник гибели огромной гориллы, кинематографист Карл Дэнхем, говорит: «Чудовище погибло из-за красавицы» («Кинг-Конг», 1933 г.). Но если быть точным, «чудовище» погибло из-за любви.
Именно эта кинометафора большой чернокожей любви обеспечила образу дополнительную живучесть. Многие зрители наверняка задавались вопросом, как бы сложились сексуальные отношения между Энн и Кинг-Конгом.
В маргинальном контексте пара «блондинка и бо-о-о-льшой негр» переводят сюжет в категорию ХХХ-видео. Известен вечный страх белого мужчины перед черным соперником. Но именно это и является стимулирующей и возбуждающей составляющей его протестантской «белой» сексуальности. Не случайно в порноиндустрии так часто эксплуатируется тема «негры и блондинка»: сговорчивая «Энн» принимает рассыпавшегося на человеко-гранулы Кинг-Конга. В американской разновидности субкультуры сексвайф также доминируют черные любовники. Ганг-банг превращается в «кинг-конг-банг». Чернокожий, как горилла, врывается в белую семью, крадет и насилует белокурую Энн, а муж (в образе Джона Дрисколла) отвоевывает свою белую половину у «животного».